Недавно Павел Астахов, уполномоченный по правам ребёнка, автор концепции «Россия без сирот», выступил с предложением закрыть большинство детских домов и приютов, а их воспитанников перевести в приёмные семьи. Его идея вызвала дискуссию в обществе и неоднозначную реакцию у экспертов. Накануне международного Дня защиты детей мы решили представить мнения на эту тему на страницах «ОК».

Ольга Савина,
воспитатель приюта «Гнёздышко»:

Проблема социализации детей-сирот, детей из неблагополучных семей после лишения родителей материнских и отцовских прав решается просто — приют, детский дом. Действительно, наше государство вкладывает большие деньги, чтобы в этих учреждениях детям жилось комфортно. Но как выбросить из памяти ту, прежнюю жизнь, более привычную, чем эта?

Машенька попала в приют в 4 года из-за алкоголизма мамы. Подойдя к чистой, красиво заправленной кровати, она долго гладила её рукой, прикладывалась щёчкой, нюхала, а затем, спросила воспитателя:

— Это для кого?

— Для тебя, Машенька.

— А ты не врёшь? Правда, только я буду здесь спать?

Оказалось, ребёнок никогда не видел постельного белья. В первую ночь девочка долго не могла уснуть, ворочалась в кровати, стонала и уснула только тогда, когда скомкала ногами простыню — на матраце привычнее. Прошло много месяцев, пока девочка научилась спокойно засыпать в чистой постели.

Или ещё одна история: два черноглазых шустрых мальчугана целыми днями бегали по деревне и попрошайничали. Причина та же — мама пьёт. Их приняли в приют, но ни игрушки, ни настольные игры, ни книжки с картинками не могли привлечь их внимание. Мальчики много времени проводили в туалетной комнате, потому что они никогда не видели унитаза, в котором водичка, как по волшебству, начинает бурлить и закручиваться в быстрый водоворот!

Таких случаев множество. Этим детям повезло, они попали в учреждение социальной защиты в совсем юном возрасте. А если бы позже, процесс мог бы стать необратимым, несмотря на любые усилия воспитателей, психологов, социальных педагогов и дефектологов. Народная мудрость гласит: «Воспитывай, пока поперёк кровати лежит». Это так. Что заложено до 3-5 лет, стереть из памяти практически невозможно.

В последнее время радует то, что всё больше семей усыновляют таких детишек или становятся их опекунами. Только приёмные родители сталкиваются с проблемами, о которых раньше не догадывались. Некоторые не выдерживают трудностей и… возвращают ребёнка в приют или детский дом. Не спешите их осуждать! Взрослый человек так устроен, что рано или поздно своей нерастраченной любовью, опытом и душевной теплотой ему захочется поделиться с ребёнком, пусть даже приёмным. Он усыновляет и даёт, даёт, даёт, даёт… Но наступает момент, когда хочется и получить взамен уважение, любовь, нежность. Но, нет! Взамен — только злоба, капризы, непослушание. Ведь ребёнок настолько привык получать от государства милости, от окружающих — сострадание, поэтому и воспринимает всё как должное. Самому при этом добиваться ничего не надо. Зачем? И так получит.

Возможно, вы со мной не согласитесь и спросите: «Если так, зачем нужны детские дома и приюты?» Я думаю, что они нужны, но до момента обретения ребёнком новой семьи. И чем раньше это произойдёт, тем лучше. А усыновители должны всегда помнить о том, что берут на себя тяжёлый крест. И если они способны нести его, не нанося ребёнку новых душевных ран, то они воистину спасители детской жизни.


Наталья Морозова,
редактор «ОК»

Я против детских домов. Это порочная система, в которой дети не могут получить ни любви, ни необходимых для жизни навыков. В кругу моих друзей уже двое стали приёмными родителями, и я за них очень рада. В качестве примера приведу выдержки из рассказа одной своей знакомой, который убеждает в том, что любовь и терпение помогают преодолеть любые сложности:

«В общем, чуть больше пары недель назад мы случайно, внепланово и совершенно неожиданно стали родителями. У нас девочка. Рост 123 см, вес 20 кг. Зовут Александрой. Возраст — шесть с половиной лет. Она зовёт нас мамой и папой, мы её — Санчей, Санечкой, Сашей или Бабой Шурой.

Откуда взялась «Баба Шура». Вначале — первые несколько дней — Бабшура называла нас по именам (что нас более чем устраивало), а потом затребовала, чтоб мы немедленно сделались «мамой» и «папой». Но когда мы ещё были Ророй и Пашей, Бабшура иногда добавляла перед нашими именами «тётя» или «дядя». А мы были против тёть и дядь, потому что это ужасно. И вот однажды Бабшура, обращаясь ко мне, запуталась в префиксах.

— Тё..! Ой, дя..! Ой, ба...

— Нормально, — говорю, — Баба Лора — это прекрасно.

— Ха-ха-ха, — сказала Бабшура, — Баброра! Смешно.

— Давай я буду Баблора, а ты Бабшура?

— Давай, — согласилась Бабшура.

— Давай.

Бабшура начала помаленьку рассказывать о своей жизни до. Что бегала по ночам в магазин за коктейлями — «та мама меня посылала» — с записками продавцам. Та мама «очень ругалась», когда продавцы Бабшуре коктейлей не давали и она возвращалась с пустыми руками. Вчера сообщила мимоходом, что та мама била её кипятильником.

За час до этого признания мы сидели с Бабшурой на диване, одной рукой я её обнимала, а второй потянулась через её голову за телефоном. Бабшура — не в первый уже раз — съёжилась и прикрыла голову руками. А ещё она до смерти боится ножа. Однажды я вышла из кухни — с картофелиной в одной руке, с ножом в другой. Бабшура с диким ужасом вскрикнула и отпрыгнула от меня к противоположной стене. Глаза её кто б видел в тот момент!

«Она» — это не родная мать. Родную лишили родительских прав, когда Бабшуре было 3 года. Из свидетельских показаний, включённых в решение суда: «Девочка была найдена в подъезде дома в одних трусиках (начало апреля), (...) где находится ребёнок уже 4 дня, мать не знала».

3 недели назад Бабшура в одно мгновение забралась к нам в машину, а спустя ещё неделю у нас на руках уже были её документы. Первые три дня были жесть жестью, сейчас ничего. Даже вспоминать страшно те первые три дня — как будто волчонка поймали и в дом принесли — никаких переходов от ласковости к рычанию с оскалами. Ходим теперь, собираем сливы, давим повидло, рисуем чайнички и кружечки, выучились говорить «оh my God» и уже прочитали «Колобка». По общеобразовательному уровню интеллект шестилетней Бабшуры равен интеллекту трёхлетнего ребёнка, по жизненному опыту — это маленькая старушка. По утрам Бабшура, если встаёт раньше всех, спускается на кухню, строит себе хлеб с маслом, а потом идёт подглядывать, проснулись мы или нет.

Вчера в первый раз сказала, что очень любит жить с нами. Мы ехали по незнакомой лесной дороге (иногда мы бесцельно катаемся по окрестностям), в лобовое окно лупило закатное солнце, и притихшая Бабшура вдруг сделала с заднего сиденья это признание.

Бабшура выучила слово «аэропорт» и договорилась с нами позабыть слово «блядки». Точней, учили мы «аэропорт» (всю дорогу был почему-то «вырапорт»), а «блядки» выскочили сами — типа как старые знакомые, чьи имена перечисляются с будничной интонацией. У нас это, оказывается, пойти в гости; ничего криминального, просто надо как следует накраситься и бусы надеть — как же без бус и косметики на «блядки»-то (рассказывая всё это, вижу теперь, что действительно: невелика разница между гостями и «блядками», да и театр, пожалуй, туда же). В общем, убедили мы Бабшуру данным термином до поры не оперировать, дабы не попасть впросак, и Бабшура пообещала, потому что до сих пор ничего скверного мы ей не советовали, стало быть, верить нам можно.

Она начала шутить. Нет, даже не так: она начала иронизировать и отпускать шуточки. Весьма удачные в 50% случаев. Она стала меньше дёргаться. Она иногда стала засыпать днём. У нас каждый день теперь за месяц. Вот такие у нас дела».

Из досье
В прошлом году в России усыновили девять тысяч детей. Треть из них — иностранными приём- ными родителями. В настоящее время в стране более 650 тысяч детей, оставшихся без попечения родителей, и детей-сирот. Каждый шестой воспитывается в детских домах, остальные живут в приёмных семьях, которые получают госсубсидии, размер которых регулируется региональным законодательством.