Слово стачка в сознании многих из нас непременно рождает красные знамена, речи агитаторов, листовки и прочее в этом роде. На самом же деле стачки случались на фабриках и заводах России довольно часто и были весьма действенной формой протеста рабочих, пытающихся добиться от работодателей принятия своих условий. Когда 30 сентября 1888 г. на шерстопрядильной фабрике Щербаковых в селе Озеры Коломенского уезда рабочие побросали работу и, собравшись во дворе, потребовали «выйти хозяину для разговору», никто особенно не забеспокоился.

Конфликт разгорелся «на экономической почве»: в фабричной конторе, подсчитав заказы на зиму, рассудили, что объем производства сократится ввиду отсутствия большого числа заказчиков, а стало быть, меньше потребуется и рабочих. Но заказы могли «подвернуться» и позже, и, чтобы не увольнять часть работников, контора объявила рабочим, что «в связи с уменьшением работы уменьшится и заработок тех, кто получает сдельно». Объявлено это было загодя, 15 сентября, за две недели до праздника Покрова Пресвятой Богородицы.

Тут требуется некоторое пояснение, почему именно к этому сроку было приурочено объявление конторы. Дело в том, что в старое время найм на фабрику, подобную Щербаковской, осуществлялся из крестьян окрестных сел и деревень, приходивших сюда целыми «обществами». При этом большинство из фабричных рабочих имели свои крестьянские наделы, и «отход на фабрику» из села был для них тем, что сейчас бы назвали шабашкой. Часто селяне «кооперировались»: половина села шла на фабрику, а вторая обрабатывала их наделы. О том, кто и куда пойдет работать да как будет вестись между ними расчет, договаривались внутри общины на сельском сходе. Зная об этом, договор с рабочими контора заключала несколько раз в год, поскольку «контингент» их мог меняться. Весной найм осуществляли на Фоминой неделе, после Пасхи, тогда производился набор рабочих на весну и лето. После праздника Покрова Пресвятой Богородицы, который по старому стилю отмечался 1 октября, нанимали рабочих на осень и зиму. На некоторых фабриках лето разделяли на два срока — «от Петрова дня до Успенья» (т.е. 15 августа по старому стилю)» и «от Успенья до Покрова». Это было связано с условиями тех договоров, которые заключались крестьянами между собой, — те из них, кто отрабатывал на фабрике весной, возвращаясь, сменяли тех, кто работал на их наделах, чтобы осенью самим «покрыть должок перед соседями» на уборке урожая их наделов, пока те будут работать на фабрике. Заключенные условия ни рабочие, ни хозяева впредь до нового «срока» нарушать были не вправе.

Так вот, Щербаковы объявили, что с 1 октября при перезаключении договоров расценки будут снижены в связи с неполной загрузкой заказами. Не согласные с этим могли получить расчет в конторе и быть свободными, чтобы успеть до Покрова наняться на другую фабрику. Мера эта была, конечно же, вынужденной, ведь производство — это не благотворительное дело, и разорять его Щербаковы, естественно, не собирались. После объявления рабочие повели себя на удивление спокойно: ни один из них не попросил расчета, и возмущения особенного заметно не было.

Но 30 сентября рабочие собрались на фабричном дворе и «стали качать права». Среди них постоянно слышалось слово забастовка. Разговор с конторой у представителей рабочих не получился: рабочие требовали, чтобы все осталось по-старому, а контора, упирая на то, что «заранее было объявлено», стояла на своем. В результате рабочие — их насчитывалось более 600 человек — бросили работу и отказались покинуть фабричный двор. Фабрика остановилась, и через два дня сюда из Коломны приехал полицейский исправник «для увещания», но успеха не имел.

 Исправник телеграфировал в Москву о положении дел на фабрике, и в тот же день из Москвы выехал в Озеры чиновник особых поручений при генерал-губернаторе — граф Эссен-Стенбок-Фермор — и с ним фабричный инспектор Никитский. Прибыв на фабрику, граф и инспектор выступили перед рабочими, говоря им, что хозяева поступили «по-честному», изменив расценки при перезаключении договоров, и предупредили о том заранее… Все было напрасно! В ответ рабочие высказывали твердую убежденность в том, что «хозяева обязаны исполнить их требования», никакими разумными аргументами эту свою уверенность не подтверждая. И уходить с фабрики они не желали, так как за воротами уже собралась толпа желающих занять их места, согласных «работать по новым расценкам».

Ситуация постепенно начала накаляться: между забастовавшими и желающими стать, говоря на европейский манер, «штрейкбрехерами», возникла перепалка, местами перешедшая в драку, разнимать которую пришлось местной полиции и фабричным надзирателям.

Когда известия об этих событиях достигли Москвы, 5 октября в Озеры поехал сам исполняющий обязанности московского вице-губернатора П.Д. Ахметышев, а вслед за ним по Московско-Рязанской железной дороге отправились две сотни казаков, исполнявших в те далекие годы функции нынешнего СОБРа и ОМОНа. Прибытие вице-губернатора, а главное казаков, моментально остудило рабочих. Драки между забастовщиками и пришедшими наниматься прекратились, и потому господина Ахметышева слушали очень внимательно. Он же повторил рабочим, что «власти не могут мироволить требованиям рабочих, так как изменение условий фабричной конторой произведено было на законных основаниях». Тем собственно инцидент и был исчерпан. Рабочие, поняв, что «вырвать горлом» ничего не удастся, разошлись со двора, часть из них, решительно не желая работать «по новым расценкам», получили в конторе расчет по 1 октября; вместо ушедших набрали «счастливчиков», стоявших все эти дни за воротами. Вице-губернатор уже 7 октября уехал в Москву с казаками, нужда в присутствии коих отпала. А 10 октября в Москве получили телеграмму, в которой извещалось, что на фабрике работы возобновлены.

Источник: www.1september.ru